Покоритель взрыва: 10 фактов о выдающемся атомщике Льве Рябеве

В августе 1945 года начал работу Специальный комитет для руководства работами по «атомному проекту» СССР. Принято считать, что именно тогда в нашей стране «родилась» атомная промышленность. Вот уже более 70 лет она служит людям — благодаря ей растут города, развиваются наука и технологии. Сегодня исполняется 90 лет выдающемуся деятелю военно-промышленного комплекса страны, который прошел вместе с отраслью долгий путь от исследований Курчатова и Сахарова до наших дней — Льву Дмитриевичу Рябеву. Он не только развивал это направление, но и помог сохранить его в трудный период — на рубеже 80-90-х годов, когда отрасль могла раздробиться на мелкие предприятия и просто «уйти в подполье».

Интересные факты о работе инженера-физика и руководителя, без которого практически невозможно представить современную ядерную энергетику, читайте в нашем материале.

Первопроходцы в «физике взрыва»

Лев Рябев родился в 1933 году в Вологде и еще ребенком застал Великую отечественную войну. После нее, как он сам признавался, мысли всех мальчишек были связаны с фронтом. И юный Рябев не был исключением — он мечтал стать артиллеристом. Однако в училище его не взяли — не прошел по зрению. «Военным я уже стать не мог. А тут ядерный взрыв в 1949 году, он и определил мой выбор», — вспоминал он.

Поэтому, закончив школу, Лев Рябев переехал в Москву и поступил в Московский инженерно-физический институт (МИФИ) — на направление «метал­ло­фи­зика, метал­ло­ве­де­ние». Он отучился на нем четыре года, а на последнем курсе ему выпал шанс освоить новую профессию для того времени.

«После четвертого курса нас, десять человек, вызвали к начальству и предложили перейти на новую специальность — „физика взрыва“ и после окончания института уехать на специальный объект», — вспоминал Рябев.

После выпуска молодой ученый попал во Всесоюзный научно-исследовательский институт экспериментальной физики (ВНИИЭФ) Министерства среднего машиностроения СССР (Минсредмаш) — сегодня это Саровский ядерный центр. На предприятии Рябев прошел путь от инженера до директора, которым стал в 1974 году. Он возглавил институт, который принял участие в создании «ядерного щита» и до сих пор сохраняет обороноспособность страны.

Главным было дело

Во ВНИИЭФ Рябев-инженер познакомился с основоположниками «атомного проекта» СССР: Игорем Курчатовым, Андреем Сахаровым и Юлием Харитоном. Долгие годы Рябев работал бок о бок и с другими выдающимися деятелями науки и промышленности. При этом работа шла гладко и спокойно: «Для них и для меня главным было дело! А в этом случае проблем нет», — рассказывал он.

Одним из лучших периодов своей жизни Рябев называл время, когда ему удалось возглавить институт. Это был разгар холодной войны и ядерной гонки мировых держав. Как признавался атомщик, над всей отраслью тогда «висела сверхзадача — не отстать».

«Это был „боевой“ период — время, когда надо было разрабатывать новые системы вооружений, оснащать ракеты разделяющимися боеголовками, причем наши системы не должны были уступать тем, что были в США. И поэтому работа была очень интересная, напряженная и, что греха таить, приносящая удовлетворение, потому что мы добились неплохих результатов», — делился своими воспоминаниями Рябев.

Дойти до пика

При Рябеве атомная отрасль в стране достигла своего расцвета, который пришелся на середину 80-х годов. Тогда на вооружении СССР было около 40 тысяч ядерных боеприпасов, объемы промышленного производства достигали 16,5 млрд рублей, из них треть приходилась на гражданскую продукцию.

Ядерное топливо, реакторы, паропроизводящие установки — все это делал Минсредмаш. Ведомство обеспечило и 441 реактор для атомного флота — подводного и надводного. Их общая мощность была даже больше мощности атомных станций — а, между прочим, на пике развития отрасли они насчитывали 37 гигаватт против сегодняшних 30 гигаватт.

Чернобыль застал врасплох

Однако ядерная энергетика показала и обратную свою сторону — опасную и пугающую. В 1986 году произошла авария на Чернобыльской АЭС. «Чернобыль всех нас застал врасплох», — признавался Рябев.

Сам он в составе правительственной комиссии принимал непосредственное участие в ликвидации этой аварии — он работал там более двух месяцев. Позднее Лев Рябев вспоминал о том, что было не совсем понятно, что именно произошло и как нужно действовать. Тогда перепробовали все — на реактор сбрасывали доломит, песок, потом привезли несколько тысяч тонн свинца, подводили азот для охлаждения активной зоны. Но оказалось, что «реактор взорвался, активная зона развалилась, и многое из того, что делали в первые дни, было бессмысленно».

На объект для ликвидации аварии тогда приехали сотни тысяч людей. Общее число «ликвидаторов» насчитывало более полумиллиона человек. И это помогло достичь результата. Например, когда вокруг блока возводили так называемый саркофаг, рабочие укладывали в сутки до десяти тысяч кубометров бетона — причем в условиях высочайшего уровня облучения.

Безопасность превыше всего

После аварии на ядерную отрасль нельзя было смотреть по-прежнему. Катастрофа в Чернобыле наложила отпечаток на все развитие этого направления и задала новые требования по безопасности. Она дала понять, что ядерные реакции — это всегда рискованно и опасно. И любой специалист, работающий в этом направлении, должен помнить об этом.

«Иногда мы успокаиваемся, говоря, что создали самый лучший и безопасный в мире блок. Но я знаю по опыту: если блок, не столь высокий по технической безопасности, эксплуатируют грамотные люди, он будет безопасно работать, а если на блок, даже с высоким уровнем безопасности, придет не очень грамотный человек — жди беды», — уверен Рябев.

Сейчас в России создают водо-водяные энергетические реакторы. И, казалось бы, инженеры выходят на предельный уровень безопасности. Однако, по словам Рябева, все равно нужно искать новые решения. Например, в реакторе можно уйти от циркония и заменить его на другой металл. Так, наши ученые разрабатывают реактор БРЕСТ, где используется свинцовый теплоноситель — покинуть активную зону он не может, в отличие от воды, что делает его еще более безопасным вариантом.

На расстоянии вытянутой руки

Постепенно для атомной отрасли стала важна не только безопасность, но и открытость — у человека должна быть возможность задать вопрос, ведь своевременный ответ может решить многие проблемы. Поэтому руководство Минсредмаша было всегда на связи с подчиненными.

«Пример подавал сам министр, Ефим Павлович Славский. Я был директором предприятия в Сарове, приезжал в Москву, заходил в приемную: „Министр на месте?“ — „Да“. „Можно договориться о приеме?“ — „Пожалуйста“. Причем без особых предупреждений», — вспоминал Рябев.

Он говорил, что у министра среднего машиностроения СССР не было ни помощников, ни советников — только несколько секретарей, которые посменно сидели в приемной. И за годы существования Минсредмаша все привыкли к этому. Сам Рябев признавался, что всегда старался брать пример со Славского.

«Если человек идет к руководителю, значит, у него есть какая-то проблема, поэтому руководитель любого уровня должен быть максимально доступен», — отмечал атомщик, который тоже впоследствии занял министерский пост.

Атомный «монстр» не сдается

И все же проблемы в атомной промышленности возникали, несмотря на все установки по безопасности и открытости. И во время перестройки в стране решили поменять устройство всей отрасли. Так возникла идея создать альтернативную структуру, дублирующую Минсредмаш — в недрах Академии наук СССР.

«Я вспоминаю одно из заседаний Политбюро, где было сказано прямо, что Минсредмаш — это монстр, монополия, которую надо разбить и создать что-то альтернативное. Но монстр этот был настолько могуч и велик, туда были сделаны такие огромные государственные вложения, что реализовать эти идеи было невозможно, да и не нужно», — делился в одном из интервью Рябев.

Тогда в стране создали Институт безопасного развития атомной энергетики (ИБРАЭ) и Министерство по атомной энергетике, которое в 1989 году примкнуло к Минсредмашу — правда, переименованному в единое Министерство атомной энергетики и промышленности СССР. И на этом в реформах была поставлена точка — Минсредмаш все равно остался во главе системы. Дело в том, что его «создавала вся страна», как вспоминал Рябев. В министерство были вложены колоссальные средства, организация прошла путь длинной в несколько десятилетий, чтобы достичь своего рассвета в 80-е годы. И «перекраивать» все было слишком рискованно.

Время перемен

Вслед за перестройкой последовал распад СССР и отрасль, казалось бы, могла развалиться на мелкие предприятия, которые разошлись бы по частным капиталам. Но основная часть ядерной деятельности была сосредоточена в Российской Федерации — в руках у государства. И благодаря этому полностью сохранились ядерно-оружейный комплекс, предприятия по производству ядерного топлива, обогащению урана, переработке урановой продукции.

Однако потерей для страны, как говорил Рябев, стала часть атомных станций мощностью 17 гигаватт. Они перешли странам-соседям России: Литве, Армении, Украине. Ушел также Казахстан с атомной станцией, реактором на быстрых нейтронах и с огромными запасами урана. Они достигали 2 млн тонн — это огромные объемы, которые превышают даже те, которыми обладает сегодня Россия.

Тогда же перед отраслью встали и новые приоритеты — на смену идеям, связанным с ядерным оружием, стали приходить те, благодаря которым атомная энергетика могла бы изменить жизнь простых людей.

«Начальный период становления атомной отрасли был связан прежде всего с оружием. Но те, кто руководил нашей отраслью, с первых шагов понимали, что главное благо атомная энергия должна принести в мирном использовании: энергетике, медицине и так далее — такие производства постепенно развивались. И сейчас доля мирного атома в атомной промышленности существенно выше, чем раньше», — рассказывал Рябев.

Мир без ядерного оружия

Как признавался физик, трудно было принять то, что «нужно сокращать количество боеприпасов». Это была уже тяжелая психологическая перестройка для работников отрасли, которая, по мнению специалиста, продолжается до сих пор.

Сам он еще в советские годы был на переговорах в Женеве — тогда представители государств обсуждали вопросы ограничения стратегических вооружений. Большинство из них выступало за прекращение ядерных испытаний и остановку гонки ядерных вооружений. И с этим мнением отрасль должна была считаться.

Имелась, по словам Рябева, и другая точка зрения — придерживающиеся ее говорили о том, что испытания ядерного оружия необходимы для проверки боеприпасов, их модернизации. Но сам Рябев считал, что и без этого можно сохранять отрасль на высоком уровне.

«Конечно, с испытаниями чувствуешь себя увереннее, но я убежден, что и без испытаний мы сможем поддерживать наш ядерный боезапас, но необходимы определенные новые технические решения и соответствующая база», — объяснил он.

Будущее атома

С 2002 года и по сей день Рябев работает заместителем директора Российского федерального ядерного центра (РФЯЦ) ВНИИЭФ по развитию. Также он является советником генерального директора созданной в 2007 году Госкорпорации «Росатом» — она объединила под своим управлением все активы гражданской части и ядерно-оружейного комплекса страны. Как эксперт в атомной сфере он активно делится своим опытом с молодым поколением российских атомщиков, а его идеи помогают успешно развивать «классические» атомные и новые направления работы «Росатома».

За выдающийся вклад в укрепление обороноспособности страны и развитие атомной промышленности Лев Рябев отмечен высокими государственными наградами СССР и России.

90-летний Лев Рябев продолжает работать и верит, что и «в двадцать первом веке перспективы у атомной энергетики есть». Несмотря на то, что она часто сталкивается с трудностями на своем пути, всегда есть решения существующих проблем. Поэтому сегодня задача Рябева, его коллег, а вместе с тем будущих физиков-ядерщиков, физиков взрыва и других специалистов, которые еще только готовятся к выпуску из университета, — отыскать эти решения.

Полина Казакова